Внешний вид: пока белое махровое полотенчико ;D

С волками жить – по-волчьи выть, а если ты оборотень, то выть будешь постоянно. Я иронично шлепнула слегка по своему лицу ладонью, закрывая глаза и громко выказывая свое «фи»; отец мало того что уже как час заставляет меня собираться, так еще и выяснилось, что я – бардачница. Мол, жить в такой комнате невыносимо, скоро здесь заведутся жуки и вообще кому я такая нужна, нехозяйственная. Каждый второй заходящий в комнату видит богатый ассортимент моего нижнего белья, всю мою одежду, а вот мебель никто уже давно не видел, и оценить ее не может. Для чего я такая расту, для чего я такая родилась, и, собственно, всем известная шарманка о том, что девочка должна расти хорошей, блевать радугой и срать, простите, ромашками. И, да, конечно же, не должна употреблять бранные слова в своей речи. И, да, действительно, кому я такая нужна?
- Все, ладно, иди, собирай вещи, а, меньше бы внимания на мою комнату обращал, - ядовито отрезала я в ответ на какую-то очередную бессмысленную фразу родителя. – За собой следи, а не за мной, ты еще хуже, чем я. - Отец еще больше рассвирепел, что-то хотел мне крикнуть, но во время подоспела мать и, уперевшись ладонями в его огромную спину, отволокла куда-то в другую комнату. Психанув, подошла к двери и со всей силы, что была, захлопнула ее. От двери отлетело пара щепок, да, это придаст моему бардаку законченный вид. Осмотрев комнату, пожала плечами: почему меня устраивает то, что и как здесь лежит? Зато могу сразу найти то, что надо, да и скажите мне на милость, какая, в конце концов, разница тем, кто заходит сюда раз в год? Не они тут живут, а я. Меня устраивает, остальным должно быть все равно. Свесив на отца должность «главный по цепям», я отрыла свою сумку, закинула туда нижнее белье, свободную длинную футболку, кажется, эта футболка принадлежала брату, закинула расческу и мобильный телефон. Для чего он мне, в горах? В ожидании полной луны – все равно делать нечего, а так хоть будет интернет рядом, при себе.
Откровенно признаться, с каждым годом меня все больше и больше раздражало то, что мы – оборотни. Почему такая привилегия была дана вот только нам в городе, но никому, кроме нас? Почему именно наш род был проклят? Порой я сама себя ненавижу за то, кем родилась, хотя не факт, что человеком быть лучше или проще. Действительно, что приводило меня в восторг, так то, что с каждой трансформацией мне все больше и больше доставляло удовольствие чувствовать, как все мои кости ломаются, все рвется и приобретает другой вид. Я не помню, что делаю, когда оборотень, но чувство свободы остается. Его хочется чувствовать постоянно, все больше и больше. Оборотнем быть нравится только тогда, когда не человек, а когда уже животное. Жаль, не помню, что делаю.
Кинув сумку на кровать, сняла с себя всю одежду, кинула на комод, завернулась в полотенце и пошла в душ. Теплая вода, вся комната заполнена паром, спертый воздух. Прекрасно. Никто так сильно из семьи Блэкхол, как я, не любят так извращаться над собой и над ванной комнатой. Я даже не мылась то толком, я просто стояла и думала о какой-то фигне, которая не имела никакого отношения к произошедшему скандалу и полнолунию. Выйдя из душевой кабинки, не вытираясь, завернулась в полотенце и отправилась босиком назад, в свою комнату.
Дверь тихонько отворилась, а из маминой, из спальни, появился крокодил. Ладно, шутка. Открыв дверь в комнату, на цыпочках зашла, а повернуться лицом к креслу, которое стояло рядом с кроватью, меня заставил надоедливый голос Кристиана. Закатив глаза, я игриво чуть приподняла полотенце, оголяя бедро.
- Я могу вообще это снять, сам знаешь, за мной не заржавеет. Тем более, чего ты там не видел. - Перестав заниматься фигней, двумя руками взъерошила мокрые волосы, подошла к Крису, развернула кресло и нагло села на его колено, запрокинув ногу на ногу. Мало того, что была в полотенце, так еще и мокрая, потому что априори не люблю вытирать тело после душа. Положив локоть на его плечо, выдохнула.
- Знаешь, чувствует моя задница, что сегодня что-то произойдет, а все потому, что наш папочка любит до меня докапываться. Вот скажи, тебе ведь нравится мой очаровательный беспорядок в комнате? Как тебе вон тот черный бюстгальтер с рюшечками?
Цокнула, показывая указательным пальчиком другой руки на бельишко. Собственно, никуда я не торопилась, да и успеем мы все сделать. Отец тем более пока команды не давал выходить, а, значит, можно еще ничего не делать ближайшие тридцать минут. Да, будет еще обидно, если я случайно неаккуратно встану, а полотенчико упадет. Ой.

Внешний вид
бред сивой кобылы, но мне так насрать ;D

Честно признаться, мое отношение к Кристиану нельзя было назвать сестринским отношением, больше напоминало отношение к мальчику, который нравился в школе, с которым просто сейчас дружите, позволяя себе чуть больше, чем нужно. Как минимум это странно, да и в принципе не нормально. Это как-то изменилось с десятого класса обычной школы, где мы учились через «не хочу». Мы и так были всегда вместе, практически никогда не расставались и делали гадости всегда всем вместе, а в то время, когда обычно у девочек и мальчиков появляются какие-то отношения, я никого ни на шаг не подпускала к Блэкхолу, как цербер. Хоть Крис был нарасхват, потому что с рождения у него симпатичная мордашка, и он наивно полагал, что просто девочкам это не интересно, все равно все боялись к нему вообще на шаг приблизиться. Наверное, все боялись моего змеино-ядовитого взгляда, хищного оскала и злых шуточек, которые кому-то даже казались смешными. Ну, почему же, наверное? Я специально на всех рычала, вот они и шарахались от меня по углам, как крысы от кота, тихо пища о чем-то своем, разнося сплетни. Мне никогда не было интересно, что они там про меня говорили. И только в академии я очнулась, поняла и осознала, что совершенно одурела, потому что как бы мне не хотелось – грань между братом и сестрой нельзя нарушать, как бы сильно я не любила по-особенному Криса. Если однажды ее нарушишь – нарушишь опять, а тайны всегда становятся явью. Мне – все равно на чужое мнение, но мне будет жаль нашу семью, потому что, к сожалению, мы такие одни в городе, Блэкхолы. Говорящая фамилия, ничего не скажешь. Мы и так с ним ходим по острию ножа, я – точно, всякий раз фривольно себя ведя и совершенно не стыдясь и не прикрываясь, если Кристиан зашел ко мне в комнату, а я, предположим, с неприкрытым верхом. И спать я люблю только в трусах, а он любит меня будить, стаскивая за ноги с кровати. Только в академии он не может себе такого позволить, да и я сплю в пижаме. Была бы воля – пиши «пропало».
- Прикрывать нечего? Ой, посмотрите, зажрался, а, - язвительно выпалила я, вытаращив глаза и скривив недовольно рот. – Когда последний раз ты видел голую девушку? Ага, вот, видишь, и вспомнить не можешь, девственник несчастный. Так что заткнись, там все в порядке. – Я демонстративно отвернулась, дав подзатыльник брату. «Ну да, да, колено, конечно. Сколько раз ты был пойман, а?» Я рассмеялась от своих мыслей, ведь действительно, пару раз замечала, что я ему определенно нравлюсь как девушка. Нет, совершенно отвратительно звучит, ну да ладно.
И вот, когда Кристиан заставил меня встать, я скрестила руки и надулась, наблюдая за ним: поднял свою рубашку, в которой я ходила по дому, что-то пробурчал, а затем – начал меня одевать. Мягко прикасается ко мне, с осторожностью надевает на меня свою рубашку, заботливо так, таки мило. Почему у меня сразу в мыслях появляются ассоциации про любовников? Ну, похоже же! Выхватив из рук парня джинсы, я проводила его взглядом до кресла.
- Твоя задница определенно любит мою мебель, да и не только мебель, и не только задница, - я наигранно приподняла брови, подошла к комоду, вытащила оттуда шорты, нижнее белье и майку. – Ты так и будешь пялиться на то, как я собираюсь переодеваться? – зайдя за ширму, быстро переоделась, выкинув куда-то джинсы и рубашку в комнату, куда они там упали, ну, совершенно не важно. Выйдя из-за ширмы, встала на то место, где и стояла.
- Идиот, - выпалила я, подняв с кровати клетчатую рубашку. Блэкхол не торопясь встал с кресла, подплыл ко мне.. и, черт, я вот было подумала, что он позволит перейти грань и поцелует меня. Даже сердце застучало быстрее обычного, наверное, от волнения.
– Черепашка? – Он уже отошел на достаточное расстояние от меня, чтобы я не достала рукой и не ударила. – Посмотри на себя. - схватив сумку, подошла к Кристиану так близко, как в принципе ни одна девушка к нему так не подходила при мне, встала на мысочки, уткнулась своим носом в его нос, таки романтика. Смотрю глаза в глаза, не отводя взгляда в сторону
- А я уж было поверила, что ты перейдешь грань и поцелуешь меня, а, - шепотом произнесла я, чтобы не дай Бог никто из домашних не услышал, меньше знают – определенно крепче спят. Усмехнувшись, коснулась его губ своими, лишь на мгновение, затем – быстро отстранилась, выпрямилась, застегнула сумку и вышла из комнаты. – Видишь, это ведь легко. - с издевкой в голосе пропела я, быстро семеня ногами, спускаясь по лестнице. Внизу – никого, все еще собираются. Даже криков отца не слышно.
- Ну и зачем мы так рано вышли то, а?!
Не дай Бог выйдет «сестра», а, в противном случае ей будет только хуже.

- Зачем? – я усмехнулась, услышав вопрос от брата. В принципе для меня он был риторическим, а, следовательно, совершенно не требовал ответа: ни логического, ни шуточного, вообще никакого. Тем более, почему я должна вообще что-то говорить в ответ, думать, если я предельно ясно дала понять, яснее некуда, что грань между нами нарушена. И тем более, просто ради интереса, обязана ли я отвечать? Ах да, грань. Из года в год осознанной жизни эта тонкая ниточка подпиливалась, становясь тоньше и тоньше, но сейчас она стала настолько тонкой – или скоро все само должно было произойти, или ее нужно было своевременно разрезать напополам, что, собственно, я и сделала. Он – попытался, но совершил это в шутку, поддразнив и поиграв, а я же сделала это не в шутку, серьезно, намеренно и, осознавая, к чему это может привести. Правила – на то и правила, чтобы их нарушать, не так ли? Тем более моральные ценности всегда так хочется нарушить, не всегда же быть хорошей девочкой, соблюдая все по указке? Почему все должны быть похожи друг на друга? А вот черта с два, я не хочу дожить до старости с чувством, что не сделала того, чего хотелось. Лучше умереть с чувством, что сделала, но – зря.
Внезапно, Крис буквально подлетел ко мне, как коршун, быстро сбежав по лестнице следом, резко обнял за талию и припечатал к ледяной стенке. Не прошло и секунды, как он ляпнул что-то типа «Затем», отвечая на свой вопрос, тогда зачем он его задавал? Что за глупость? Решил поиграть в романтика? Героя-любовника? Питер Пэн недоделанный. Затем, собственно, поцеловал. И причем серьезно поцеловал, не по-детски, не так, как я его поддразнила, перерезав ниточку понимая, что будет. Поцеловал так, как свою девушку. Так, будто бы мы – не брат и сестра, а мы – что-то большее, чем друзья, если бы действительно были таковыми без кровных уз. Я оцепенела, не зная, как прореагировать. Совершенно бессознательно закрыла глаза, выронила на пол сумку и обняла его, обвив шею тонкими руками, ближе и ближе прижимая его к себе, будто это последнее, что я вообще могу с ним сделать. Будто он – вообще единственный и первый в моей жизни. Будто его сейчас отнимут, он исчезнет, пропадет. Ощущение, что это все – сон, плод воображения, жалкая бурная фантазия вырисовывает в мозгу несообразную картину. Мое сердце забилось сильнее, сильнее того, когда он чуть было не поцеловал меня в комнате; к макушке волной побежал то холод, то жар, быстро сменяя одно другим, а грудная клетка быстро-быстро то опускалась, то поднималась. Этот поцелуй не сравнится ни с чем, он какой-то особенный, будто пробуешь что-то запретное. Вот она вся соль, не зря я поддразнила, а он по-детски поддался, купившись на мою игру. Порой я чувствую за собой власть, стоит только пальчиком шевельнуть – как все будет по-моему. Поцелуй продолжался целую вечность, я не хотела его отпускать, но, когда все-таки что-то в моей голове включилось, я выловила момент и укусила его язык, что, собственно, привело к недовольному мычанию. Чуть отстранившись, вдоволь набрав воздуха в легкие и нахально улыбнувшись, я нежно погладила его по волосам.
- Вот, видишь, стоило мне тебя поддразнить, как ты по-детски попался. Не пожалеешь то, нет? – нежно, с легкостью поцеловав уголок его губ, я напрягла руки и сделала то, что от себя даже ожидать не могла. Чтобы это могло быть? Ну, наверное, самая подлая вещь, которую я когда-либо совершала. Любому существу мужского рода, не важно, человек это, дампир, оборотень, вампир или какая-нибудь жалкая фея или джинн, уж не знаю, кто там бывает, будет безумно больно, если со всей дури ему ударят коленкой по мужскому достоинству. Вот она странность – то целуемся, то деремся. В этом все мы, Мэдисон и Кристиан. Ну, собственно, да, я ударила по его мужскому достоинству коленкой правой ноги.
- Запомни, мое имя никогда не пополнит тот список дамочек-шлюшек, который лежит у тебя в тумбочке, ты никогда не поставишь галочку рядом со мной, понял? Да, и нечего разбрасываться таким материалом. – Ядовито выпалила я, успокаивая сердце и, собственно, приводя разум в нужное русло. Когда Блэкхол сделал шаг назад и скривился, чуть ли не падая на пол, я взяла с пола сумку и отошла к черному кожаному дивану, бросила на соседнее кресло сумку и сама плюхнулась же на уже упомянутый диван, перепрыгнув через его спинку. Скрестив руки на груди, я молча уставилась на вид из окна, а если быть точнее – на дерево. Правая рука произвольно поднялась, а два пальца: указательный и средний застыли на пухлой нижней губе. Надулась, задумалась. Слышу – кряхтит. Наверное, ему больно. Но меня это как-то совершенно не волнует.
- Через десять минут отправляемся, собирайтесь, - крикнула мать. Ну, собственно, как всегда. Сейчас отец будет ходить и злиться, что мать не собралась даже просто для того, чтобы проводить нас. Та же шарманка, ну, ладно. Отвлечемся. Еще одна полезная особенность оборотней – повышенная температура тела, благодаря которому волосы и сама кожа высыхают быстрее обычного. Это как бы намек на то, что волосы уже высохли.
- Ты так и будешь там раком стоять, обиженная монашка? - Крикнула я Крису, не меняя ни положения, ни убирая пальцы с губ.

Наконец, Крис разогнулся, с кряхтением от боли, и молча сел на диван, рядом со мной. Он даже не соизволил мне ответить, плюнув в мою сторону литром яда. Включил телевизор, и, что для меня неожиданно – начал внимательно смотреть то, что там показывали, не стараясь даже в мою сторону бросить едкое замечание, да и даже просто голову не повернул в мою сторону, ничего! Будто меня здесь нет совершенно. Недолго думая, я выпрямила ноги и положила ему их на коленки, потому что я не люблю, когда меня не замечают, и, черт, он даже на это никак не прореагировал! Будто я – приведение, а то, что делаю, совершенно не чувствует. Моменты, когда он молчит и так себя ведет, это просто – случай на миллион, потому что всякий раз, чтобы я не делала, парень позволял в мою сторону кидать обидные замечания, слова, да я как-то привыкла к этому, но не привыкла к пустому молчанию, которое меня раздражало. Неужели я так его обидела? Черт, что за глупый вопрос? Признаться да, честно, я этого не планировала, это получилось само собой. Ощущение, будто во мне живут сразу две души: одна, которая вот со всей силы всадила ему коленкой промеж ног, а вторая – адекватная, тихая, нормальная, местами чувственная и сопливая. Вот только «я вторая» просыпаюсь.. ну, тоже случай на миллион. Нет, даже на миллиард.
Поняв, что он бесповоротно обиделся, я повернула голову в ту сторону, где пару минут назад мы стояли. Я не буду извиняться, потому что не считаю себя виноватой, я считаю, что виноваты гормоны, которые особенно остро играют в игрули к полнолунию. Тяжело вздохнув, я опустила руку и внимательно прищурилась, когда увидела, что какое-то низкое темноволосое нечто выпрыгнуло из-за угла. Ну, кто бы это мог быть? Естественно «сестра», которая мне вовсе не сестра и которую я искренне ненавижу, потому что она – тот плод, доказывающий, что отец не смог сдержаться и изменил нашей матери. Вот чем они думают, не головой, а тем местом, по которому пару минут назад я ударила коленкой. Ей сейчас хорошо, она бегает, прыгает и радуется, никак не может успокоиться. Будто в заднице шило, а в спине дырка от заводного ключа. Похоже, ей нужен кляп, чтобы заткнуться. И вообще, какого лешего она делает в нашей семье? Почему нас не спросили с Кристианом? А если бы спросили – явно голос был против нее, и девочка сто процентов осталась бы спать на помойке, под картонкой. Что-то пролепетав в мою сторону писклявым голосочком, она сделала несколько шагов к дивану и остановилась, как вкопанная, по всей видимости, заметив недобрый взгляд и звериный оскал. Хочет улучшить отношения, хочет, чтобы лично я ее полюбила, как члена своей семьи? А не подарить ли на Рождество губозакаточную машинку?
- Развернулась отсюда и пулей убежала, пока я не вставила в твою задницу ветку с дерева. Если ты думаешь, что мне слабо – проверь, рискни здоровьем, только потом не жалуйся на огромную занозу, которую ты достать не можешь. – Процедила сквозь зубы, как-то угрожающее, пугая девочку. Та в свою очередь мигом развернулась и куда-то убежала, последнее, что я от нее слышала – всхлип. Кристиан выключил телевизор, молча встал и вышел из дома, я проводила его взглядом, после чего обратила внимание на огромную тень на полу. Вот почему он ушел, подлец. Единственный человек, который ссорился с отцом и вообще позволял повысить голос, естественно, я. Все остальные: то ли были умнее, то ли просто его боялись.
Нависнув надо мной, он вновь завел шарманку про то, что как я могу так обращаться с Агнет, ведь она такой же член семьи, как и все остальные, мол, она мне такая же сестра, как мне брат Кристиан. Опять накричал на меня, к слову, что я отращиваю свой жирный зад и не помогаю матери собираться, а ведь если бы помогла, мы бы давно ушли. Обвинил меня в том, что я безумная бардачница, толку от меня никакого и для чего я вообще родилась. Он в чем-то еще обвинил меня, собственно, я терпеть этого не стала. Встав с дивана, я забрала сумку с кресла, подошла к входной двери, развернулась и ядовито выпалила:
- Обвиняй сам себя в том, что не смог сдержаться и изменил нашей матери, нужно было головой думать, а не тем самым местом. Да мало того, ты приволок этот маленький кусок мяса в наш дом, посчитав это должным. Она мне не сестра, она мне вообще никто. И не сравнивай ее с Крисом, никогда. Если я – плохая дочь, которая ничего не делает, попроси свою хорошую и любимую доченьку все сделать, а меня вообще не трогай. – Я вышла на улицу и со всей силы, которая у меня была, а ее не мало, особенно сейчас, хлопнула дверью. Ничего не замечая, я сильнее сжала ручку сумки и быстрым шагом направилась в сторону леса, собственно, через который мы обычно проходим к горам.
Я ничего не слышала: ни шаги сзади себя, ни птиц, не шуршание. Я не замечала ничего. Мною овладела обида и глухая ярость. Перед глазами была будто белая пелена, а в голове отдавался громкий стук сердца, а в висках – жар. Уже стемнело, еще чуть-чуть и вот-вот покажется луна, а я не в «безопасном месте». Да и плевать, хватит жить по указке. Выйдя на какую-то лесную полянку, я откинула сумку к сосне, чтобы ее не было видно, села на землю, обняла коленки и уткнулась в них же лицом. Была бы воля, давно бы заплакала от обиды, но нет, я что, маленькая, чтобы показывать свои слабости?

Сильнее обнимаю дрожащими руками колени, прижимая их ближе к телу. Лбом сильнее упираюсь в коленные чашечки, словно баран решил протаранить новые ворота. Не больно, просто так выходит моя злость. Пальцами вцепилась в предплечье, да так сильно, что стало невыносимо больно, но нет, я не останавливаюсь, я продолжаю нажимать пальцами на кожу, чтобы оставить на ней бардовые точки. Если бы я дала волю слабости, волю чувствам, ей Богу, уверяю, я бы уже давно рыдала, выплевывая легкие. Но, увы, я уже не помню, как это делается. С одной стороны, возникает вопрос – почему? Мы всегда ссоримся с отцом на одну и ту же тему, которая никогда не меняется, ни при каких обстоятельствах. Я давно уже привыкла к нападкам, привыкла, что он отсчитывает меня и словесно унижает своими оскорблениями. Но, с другой стороны это так обидно, уже так надоело выслушивать в свой адрес такие слова, да и отвечать шаблонными отношениями, чтобы, наконец, от меня отвязались. Есть выходы: или уйти из дома, что я смогу сделать только после окончания Академии, или просто заткнуться, не высовываться и вести себя в этом случае так, как семья. Потому что они делают правильно, они молчат и не нарываются скандал. Отец провоцирует, а я введусь. Наша общая черта – мы мастерски провоцируем других, а эти другие как раз ведутся на нашу провокацию, какой бы она не была.
Сквозь слепую злость и ярость, я не слышала, как следом за мной шел брат, да и вообще, совершенно ничего не слышала. Я даже сейчас думаю, что это не брат, а просто ветер шелестит траву. Сомневаюсь, что он пошел бы следом за мной, ведь мы вроде как.. не разговариваем? Точнее, он со мной не разговаривает. Наконец, прекратив обсасывать тему, «какой папочка злой, а я – бедная овечка», подняла голову и осмотрелась. Уже, оказывается, прилично стемнело: обычный человек определенно бы не заметил то, что происходит в темноте между стволов деревьев, но, не оборотень. Наверное, время часов десять, не меньше и не больше. Звезд не видно, луны, слава Богу, тоже, да до нее как-то рановато будет. Небо заволокли темные серые тучи, будто небо накрылось одеялом. Я зевнула, когда, наконец, решила опустить голову и проверить, шел ли кто за мной. И, удивительно, Кристиан все-таки шел следом за мной, а сейчас – смирно сидит у дерева. Побежал, как ребенок, оставив семью со своими проблемами и заморочками. Слабо улыбнулась, после чего, усмехнулась. Ведь его никто не просил тащиться следом, для чего он пошел? Ведь у него была реальная возможность просидеть это полнолуние там, где мы сидим, с отцом и Агнет, и, причем, быть уверенным в том, что ничего не случится. Я слабо вздохнула, и, наконец, он что-то сказал.
Я предлагаю пойти дальше, пока не показалась луна. Потому что мне не хотелось бы, чтобы о нас написали в газетах
- Тебя никто не заставлял тащить свой зад следом за мной, как хвостик. У тебя был реальный шанс остаться с отцом и.. кхм, ну ты понял. У тебя еще есть время встать и уйти, оставив все так, как есть. Никто и не напишет о тебе в газетах, да и папочка будет доволен, что хоть два ребеночка у него получились на пять баллов. Или ты предпочитаешь относить себя к категории «издержки производства»? – Я опять усмехнулась, не переставая обнимать колени и беспощадно впиваться в кожу пальцами. – Кажется, - я сильнее нажала пальцами на кожу, наверное, если бы не «я мужик, я не показываю свои чувства», давно бы уже взвыла и перестала это делать, но, увы, я – мазохист, - ты со мной не разговариваешь. Что же тебя заставило хоть слово мне сказать?
Скорчив непонятно какую гримасу, я опустила колени и расслабилась, отпустив, соответственно, и руки. Осмотрела то место, где чувствовалась боль – четко по пять красных точек что слева, что справа. Вокруг точек – пульсирующая боль, а сами точки неистово горят. Интересно, останутся ли синяки, или по той вине, что я не человек, это все забудется и быстро заживет? Почему мне кажется это приятным? А, ведь еще не вечер, еще будут переломанные кости, неистовая боль, адски болезненное перевоплощение в волка, непонятное состояние и, потом, шествие нагишом по лесу. О да, привет, нудистский лес. Я легла на холодную землю, засунув под голову левую руку, чтобы мягче было лежать, а другую положила на живот.
- Если ты захочешь что-то мне ответить, а ты – ответишь, соизволь подойти поближе. Я не буду напрягать слух, чтобы услышать тебя, не буду напрягать голосовые связки, чтобы ответить, - звучит, как приглашение подойти поближе. Звучит, как предложение на казнь по собственному желанию, не иначе. Вот только подойдет ли? Или испугается сестры, которая буквально недавно чуть не оставила его без мужского достоинства и чуть не оставила без права на отцовство? Или, что вы, что вы, взыграет гордость, он плюнет, замолчит и останется на том же месте, где сидит, м?

«Ведь твой голос так прекрасен». Издевается что ли, мстит, таким образом, за слова, понять не могу? Или решил включить режим стервы? Ох, если бы у меня, как у змеи, был парализующий яд, так бы и впилась клыками в шею и укусила к чертовой матери, хотя, не только укусила бы и не только впилась бы в шею, не только в шею и не только впилась. Ну, это можно понимать как фантазии угодно – пошло и не пошло. Я откровенно ненавижу, когда мне делают комплементы, при какой интонации и контексте они не были бы сказаны. Не знаю, как на них реагировать, потому что.. потому что я не из той кучки девушек, которые блюют радугой и сходят с ума по Джастину Биберу, второму Эдварду Каллену, прыгая по ромашковому полю в розовом платьишке. Или, может, просто еще не повзрослела, чтобы адекватно и правильно на это реагировать? Вполне возможно, не исключено, но вот осознавать как-то неприятно, знаете ли. Вроде двадцать два года, а веду себя порой, как пятилетняя девочка с соседнего детского садика, естественно, со смешными растрепанными хвостиками и топором в руках, за спиной.
«Я подразумеваю именно нас – тебя и меня». Эти слова громким эхо отдались где-то там, в моем подсознании, а сердце в свою очередь от чего-то дрогнуло. Ну, почему я думаю совершенно не о том, о чем надо? Почему у меня такая реально галимая реакция? Совершенно неадекватная и не такая, как должна быть? Нормальная бы сестра разревелась, рассопливилась, подумала о том, как же сильно брат ценит их брато-сестренские отношения, обняла бы братика, промяукала что-то типа: «братик, любименький, я тебя тоже люблю, давай больше никогда не будем ругаться, пожалуйста.». Но вот незадача, мало того что у нас другие отношения, так еще и брато-сестренское почти что «сюсюкание» уже сегодня вышло за рамки дозволенного по моей, ну, и от части его, вине. У меня что, неудовлетворенность, что ли? Ну, да, если учесть, что близких отношений у меня уже нет, наверное, где-то с начала мая этого года. Вот беда то. Может, исправить положение? Но это как-то дико звучит «переспать с братом», тем более, если сегодня моя гордость явно высказала свое фи, мол, не будет меня в списочке твоих шлюшек, Крис. И, да, какая же я все-таки многогранная, сколько же во мне мнений сидит, а!
- Дура, говоришь? – С высокомерной усмешкой произнесла я, облизав нижнюю губу. – Если я – дура, то ты – определенно дурак. Попробуй меня еще переспорь, кишка тонка. – Я усмехнулась, быстро подняв брови и быстро их опустив. Вот она, стальная и неисправимая женская логика: «если я дура, то и ты дурак, если я больная, то ты – уже труп и тебе определенно повезло, что еще дышишь». Ну, и где же твое коронное: «Вызов принят, сучка»? И, вот, наконец, Кристиан все-таки решился лечь рядом со мной. Не испугался ни сестры, которая сейчас опять может его побить ни с того, ни с сего, ни не вспомнил про свою любимую гордость, ну, надо же. Я улыбнулась, когда он, наконец, шлепнулся рядом пластом.
- Города? Ты наивно полагаешь, что мы будем играть в города? Господи, ты вот этим занимаешься с девушками наедине? Ты играешь с девушками в города, закрывая перед этим дверь?! Боишься, что тебя поймают, если ты вместо города назовешь что-то другое, например, название реки? – Я громко заразительно засмеялась, закрыв глаза. – Устроить ужин при свете луны? В тебе проснулся недоромантик, что ли? – Прекратив, наконец, истерически громко смеяться, я, наверное, совершенно неожиданно для себя, чего уж там говорить о Блэкхоле, поддалась искушению, от которого еще недавно открещивалась и отбивалась, как монахиня, о, да как я от этого отбивалась, вспомнить только!
Оказавшись на парне, я соблазнительно улыбнулась, чувствуя, как в мыслях уже бушует ураган. Столько всего хотелось сразу сделать, успеть, но, увы, нужно сдерживать порывы, ибо это же так по издевательски: растягивать процесс, самое то, по мне. Томное дыхание, сердце забилось быстрее, мандраж по всему телу, вновь те самые волны: то горячие, то холодные. Только ради этих ощущений и стоит делать то, чего в принципе делать нельзя. Чуть нагнулась, губы уже были в сантиметре друг от друга, но, чего там нужно делать? Целовать? Ну, уж нет, не на ту оперу пришел. Прикусив нижнюю губу Криса, я еле слышно усмехнулась. Ох, да, и я совершенно забыла о том, где мы находимся и для чего здесь появились.
- Продолжим начатое, или ты боишься моей правой коленки? – Саркастично прошептала я, причмокивая его губы, а затем спускаясь ими на его подбородок, чуть-чуть прикусывая зубками. - Ну, ладно тебе, больше не буду, постараюсь. – Снова шепот, а губы уже оказались на шее, прижимаюсь ближе, чувствую, как по телу пробежала легкая дрожь. Ну, я была бы не я, если бы не сделала совершенно такую вещь, которая не относится к теме действий, правильно? Ну, и вот, не прошло и секунды, как я прикусила его шейку зубками. Ну, да, я совершенно случайно, зайчик.

- Я так чувствую, что у тебя явный недотрах, раз уже на меня лезешь
Ох, если бы я не была занята на данный момент им и попытками заставить его маленького дружка очнуться от длительной спячки, определенно громко и звонко засмеялась бы, и, что попадает под девяносто девять процентов из ста, ударила бы по плечу кулаком, тем самым, вывихнув его. Что-что, это тоже получается у меня хоть куда, не только раздача ударов промеж ног направо и налево. Нет, я что, виновата, что у меня давно не было с кем-то близких отношений, и я готова даже переспать с братом? Нет, это вопрос совершенно другой. Спать с братом – вообще тема совершенно иная, лишь каким-то маленьким краем, которая попадает под «хочу стать ветром и вдуть красивому мальчику». Грань между нами нарушена, а, следовательно, я могу сделать то, что вырисовывала порой моя фантазия, самопроизвольно во снах. Да, я признаюсь честно, последние два года я просыпаюсь от ужасных «кошмаров», которые на деле ими не являются. Если не изменяет память, что она любит делать, кажется, мы там всю камасутру с ним изучили. Ну, точнее мой мозг это нарисовал. Правда, это... так по-семейному? И в интимной обстановке, и в экстремальной, когда нас могли увидеть воображаемые люди. О да… Я тяжело вздохнула.
И вот, не успела я очухаться, как уже лежу под ним. Оказывается он такой... мм… уже не маленький мальчик, а, да и вряд ли девственник, как выясняется. Ну, а маленький ли везде, еще предстоит только выяснить. Да и еще вряд ли, что священник. Братец, если ты будешь чаще так делать, уверяю, вряд ли я продолжу стебаться над тобой в этом плане. Такое странное чувство, ей Богу. По телу пробежали мурашки, холодная волна накрыла голову, я закусила губу. Да, детка, он опять повелся. Как же я, черт побери, люблю это. Сделай ему вызов, а он из-за своего характера, ну, просто не сможет отказать, отступить, пойти на попятную. Мало того, что он долго тянул резинку, заглядывая в декольте, так скажем по-хозяйски осматривал владения, так еще и пару раз делал вид, что хочет поцеловать меня. Всякий раз, когда его лицо было слишком близко, слишком непозволительно близко рядом с моим, я тянулась к нему губами, как наивная бабочка летит на свет в темноте. И, что вы думаете? Было ли от этого какой-либо толк? Естественно нет. Мы настолько похожи, что я просто должна ожидать в каждом его движении подвох, в каждом прикосновении и поцелуе. Мало того, что я люблю дико язвить, надоедать и задевать словами, так он отлично учится у меня.
Наслаждаясь его поцелуями, я, довольно улыбаясь, закатила глаза. О, как же мне это нравилось, как же мне доставляло удовольствие чувствовать над кем-то власть. Это непередаваемый восторг, поверьте. А когда он прикусил мочку уха, черт, паршивец, знает, что делает. Я довольно простонала, слегка выгнув спину. По телу вновь в сотый раз побежали мурашки, мое сердце забилось быстрее, будто вот-вот выскачет. А что творилось чуть ниже живота, мама… никому лучше не знать.
- Ну, ты и подлец. – Прошипела я, чувствуя, что не выдержу и сама на него накинусь, как голодный зверь. Он отстранился, кажется, хотел еще что-то сделать… но, увы. Финита ля комедия.
Лунный свет озарил когда-то темную поляну, попав на нас. На смену возбуждению пришла адская головная боль в висках. Мои руки сжали височную область так, будто сейчас переломят череп к чертовой матери, я перевернулась на бок и прижала к себе коленки, громко хрипло крича. Это не крик помощи, это не крик, который содержал ненормативную лексику, нет, это простой крик, ничего не содержавший. К сожалению, от этого мне сделалось только хуже. Я ничего не чувствовала, кроме боли, даже голова освободилась от мыслей, слышу крик, свой крик, но чувство, будто не я кричу, а кто-то другой. Острая боль, острая режущая боль, мой череп начал изменять свою форму, где-то ломаясь, а где-то удлиняясь под волчью морду. Луна на мгновение спряталась за тучи. За этот маленький отрезок времени я успела встать на колени. Когда луна показалась – чуть не упала, но вовремя подставила руки, пытаясь упереться о землю. Но не тут-то было. Правая рука самопроизвольно поднялась, будто мною кто-то управлял за ниточку, хрустнула, неестественно выгнулась, я закричала еще громче и зарыдала от боли, уже чуть ли не задыхаясь, опустилась на землю, уткнувшись в нее лицом. Вторая рука, ноги, ужасный хруст позвоночника и его неестественный изгиб, изменение формы. Последнее, что я видела в здравой памяти и что я почувствовала, как мои уши удлиняются, а перед глазами уже длинная вытянутая морда, но никак не черты человеческого носа. Кажется, мои крики были слышны на весь лес. Наконец, все стихло. На смену громким слезам пришло глухое рычание. Я больше ничего не вижу, больше я – не я. Мой разум отключился.
***
Черный волк осмотрелся по сторонам, но, его совершенно не интересовало окружающее его пространство. Услышав чей-то вой, резко обернулся и оскалился, увидев буквально рядом с собой еще одного волка. Желтые глаза блеснули в темноте, минута, волк сорвался с места и побежал куда-то вглубь леса, на сладкий запах жареного мяса. Нюх никогда не подводил дикое животное, а, значит, сегодня будет плотный ужин. Перед лапами – лунная дорожка, сзади – бежит второй волк, где-то в двух километрах от животного расположились люди, наивно полагающие, что ночевка в лесу – самый безопасный вариант для отдыха.